Потому что, когда я люблю тебя, я права || Не очень умное солнышко
В чужой монастырь со своим уставом не ходят, а я несу в чудное сообщество бред свое виденье Будапешта.
Название: Nothing Else Matters
Автор: @sha
Бета: Хоуп
Персонажи: Клинт Бартон\Наташа Романова, прибежавший под конец Коулсон
Жанр: Гет, Романтика, Психология, Hurt/comfort, отчасти Songfic
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (4 страницы)
Саммари:Вот и до меня докатился Будапешт
Очередная версия событий, которые запомнились агентам Щ.И.Т.а по-разному
Дисклеймер: не моё, не претендую, взяла поиграться, положу обратно
Примечания автора:Написано случайно, в результате размышлений над совсем другой работой. В тексте используются слова песен группы "Metallica" : "The Unforgiven" и "Nothing Else Matters"
Уважаемые читатели, не поленитесь черкнуть два слова в комментариях, особенно приветствуется обоснованная критика, ибо без нее тяжело расти над собой.
читать дальше
*****
Конечно, они помнили Будапешт по-разному. Потому что то, что запомнилось Бартону, Наташа не видела, она была уже без сознания.
- Шшш, - голос Клинта почти дрожит, но усилием воли он остается спокоен. Бартон укладывает напарницу на кучу старого тряпья, устраивая голову повыше, - Тише, малыш, потерпи чуть-чуть.
Девушка шипит от боли как дикая кошка, не давая осмотреть ранение, из глаз текут слезы, а из разбитых губ и ссадин на лице сочится кровь.
Они отсиживаются в старом каменном подобии сарая на окраине города, куда Соколиный глаз притащил напарницу уже в полубессознательном состоянии.
- Больно, - голос Наташи слаб и почти не слышен в тишине темного помещения.
- Сейчас все пройдет, - Бартон разрывает упаковку с лекарствами для оказания первой помощи и поочередно делает в руку шпионки несколько уколов. Затем ножом разрезает ее костюм вокруг раны на животе. Руки тут же становятся липкими от крови. Лучник вытирает кровь с белой кожи шпионки специальной салфеткой, поворачивает голову к Романовой и как можно более ласково произносит:
- Сейчас будет больно, но недолго, потерпи немного.
Девушка поднимает на него глаза, ее взгляд, до этого затуманенный болью, немного проясняется, и она сдержанно кивает.
Клинт обильно поливает рану обеззараживающим веществом, Наташа, закусив губу от боли, запрокидывает голову, выгибается всем телом, но не кричит. Кровь в ране шипит от химической реакции и быстро начинает сворачиваться, Бартон заклеивает рану специальным пластырем, затем переворачивает шпионку на бок, чтобы проделать те же манипуляции с другой стороны, потому что, слава богу, пуля прошла навылет и, вроде бы, не задела жизненно важные органы.
Через десять минут Наташа перестает тяжело со свистом дышать сквозь зубы, ее дыхание выравнивается, и она очень аккуратно пытается удобнее устроить голову на коленях у Бартона и едва различимым бормотанием просит спеть ей колыбельную. Лучник несколько удивляется такой просьбе, но списывает состояние девушки на обезболивающее лекарство, в котором содержится морфий, и ожесточенно пытается вспомнить хотя бы одну песню, отдаленно напоминающую колыбельную. Но, так как его вкус в музыке ограничивается жанром "рок" в лице группы «Metallica» и редким прослушиванием классической музыки, он останавливается на припеве песне «The Unforgiven» этой самой Металлики. Тихонько напевая первые слова припева, он замечает, как Наташа немного улыбается и, спокойно закрыв глаза, засыпает.
Пару раз повторив припев, Соколиный глаз видит, что напарница совсем уснула, и погружается в тяжелые размышления.
Вся сложившаяся ситуация его ужасно раздражает.
Среди бела дня, точнее утра, после успешно выполненного задания, на пути к катеру, который должен был по воде вывезти их из города, они натыкаются на шайку местных бандитов, человек десять или пятнадцать, которые принимают их неизвестно за кого и начинают палить из своего оружия. Агенты, отстреливаясь, пятятся по узким улочкам и натыкаются еще на одну группировку здешних преступников, противоборствующих первым, и оказываются зажатыми меж двух огней. Численное преимущество оказывается на стороне противника, но полевые оперативники Щ.И.Т.а не сдают свои позиции и довольно долго держат оборону. Но, недоглядев за противниками, Клинт слишком поздно замечает, как Наташа неудачно подставляется под вражескую пулю и оседает на землю. Бартон пускает последнюю стрелу на то, чтобы скрыть их отход, поднимая дымовую стену в узком переулке окраины Будапешта. Кажется, бандиты не замечают исчезновения одной стороны конфликта, и Бартон, перевесив уже пустой колчан на одно плечо и бросив одну из сумок с вещами к ближайшей стене, вскидывает себе на спину раненую Наташу, заставляя ту держаться из последних сил за шею, одной рукой хватает сумку, где находится цель их миссии, а в другую берет пистолет. Пятясь и петляя по безлюдным улочкам, он выходит практически за пределы города, где находит заброшенный сарай, откуда связывается с Коулсоном. Тот скрипит зубами, но ничем не может помочь, потому что вторжение на чужую территорию военного вертолета вызовет некие проблемы, а чтобы легально уладить этот вопрос все равно понадобится время, так что он советует ребятам отсидеться до темноты, а потом Щ.И.Т. их заберет. Соколиный глаз лишь бессильно сжимает кулаки и оказывает напарнице возможную помощь.
Это не первое их парное задание и, скорее всего, не последнее, но это первый раз, когда напарницу Сокола ранят так сильно, и они остаются без поддержки Щ.И.Т.а.
Бартон смотрит на часы: им остается ждать примерно четыре часа до того, как солнце сядет. У него в запасе чертовски много времени для размышлений над тем, что он сейчас испытывает, ведь сейчас он чувствует то, чего не ощущал прежде: желание защищать и оберегать. Нет, он, конечно, спас ее тогда, не выполнив задание Фьюри, дал ей шанс изменить свою жизнь, в какой-то степени это можно назвать защитой, но сейчас было что-то иное. Сейчас Бартону было бы гораздо легче самому схлопотать пулю, быть может, даже смертельную, чем смотреть, как мучается Наташа. Он несся в авангарде кавалерии Щ.И.Т.а, когда она на одиночных заданиях попадала в беду, получая еще более тяжелые ранения, но сейчас все изменилось. Лучник прижался затылком к холодному камню стены и устало прикрыл глаза. Перед мысленным взором сразу же появилась Романова, с горящими азартом сражения глазами поправляющая свои волосы и передергивающая затвор любимого пистолета.
«Амазонка, не иначе» - Клинт осторожно, чтобы не разбудить девушку, проводит пальцами по её щеке, стирая с нее кровь. Наташа тихонько стонет, потеревшись другой щекой о жесткую ткань его брюк. Буйное воображение сурового стрелка живо рисует картину: Романова, в лучших традициях фэнтезийных художников, практически без ничего, с копьем наперевес стоит в боевой стойке посреди джунглей, сражаясь с толпой мужчин. Бартон тихо усмехается и только чуть мотает головой, отгоняя картинку.
Лучник смотрит на бледное лицо русской, и его сердце, до этого выполнявшее лишь свою обычную работу по перекачиванию крови, отчего-то болезненно нежно сжимается и, кажется, пропускает удар. После этого задания определенно все изменится, Кинт осознает это очень ясно. Кажется, больше она не будет для него просто напарником, на которого всегда можно положиться и доверить спину, теперь она в первую очередь женщина, сильная, отважная, но все-таки женщина, которую нужно защитить любой ценой, даже собственной жизнью, потому что иначе быть не может. Бартон понимает, что после Будапешта миссии станут сложнее, потому что ему придется следить за ее безопасностью, причем так, чтобы она не заметила излишней опеки и не наделала глупостей. В голове отчего-то вновь всплывают строчки:
“What I've felt, what I've known,
Never shined through in what I've shown”.
Похоже, это все-таки его девиз по жизни.
Соколиный глаз только мысленно усмехается. Несмотря на сильную тревогу за жизнь Наташи, на душе у лучника становится как-то необычно тепло, пустота, обычно заполнявшая все после исполнения миссии, не появляется.
Клинт все-таки отключается на двадцать минут, сказывается усталость и две бессонные ночи задания. Этого времени хватает, чтобы голова немного отдохнула. Бартон смотрит на часы: вертушка уже должна быть недалеко, солнце село полчаса назад. И, словно в ответ на его мысли, пищит передатчик Щ.И.Т.а, извещая о том, что транспорт за ними прибыл.
Стрелок аккуратно, чтобы не разбудить напарницу, встает и закидывает сумку и колчан через плечо, затем бережно поднимает Романову на руки и выходит из убежища.
*******
Бартон сидит перед операционной всё то время, пока врачи разбираются с Наташей. Рядом с ним сидит Коулсон и периодически уговаривает лучника пойти спать или хотя бы разрешить доктору осмотреть себя. Клинт только спокойно смотрит на куратора, и тот устало вздыхает, понимая, что слова и уговоры здесь бесполезны.
Через какое-то время (Сокол не смотрит на часы, поэтому не знает, прошло два часа или все двенадцать) в коридор выходит усталый хирург, стягивая с себя медицинскую шапочку и стерильную повязку с лица, и сообщает, что операция была сложной, но прошла успешно, состояние пациентки нормальное, сейчас ее перевозят в палату, где она будет отходить от анестезии, и утром ее можно будет навестить. Бартон поднимается с места и просит проводить его к палате, врач только слегка улыбается и предлагает следовать за ним.
Клинт через стекло смотрит, как медсестры устраивают Романову удобнее на больничной койке, проверяют трубки и капельницы, затем покидают палату, пряча улыбки при взгляде на Бартона, который этого не замечает.
Только после того, как он видит, что с напарницей все в порядке, он позволяет Коулсону утолкать себя в душ, а потом на осмотр к врачу, потому что Фил пригрозил, что самолично не пустит его к Романовой в таком антисанитарном виде. После осмотра выясняется, что у лучника трещины в двух ребрах, несколько выбитых в суставах пальцев, растяжение связок правого колена и три обширные гематомы на спине и груди. Бартон только мысленно удивляется, как он не почувствовал это все раньше.
После необходимых процедур он возвращается на свой пост возле палаты Романовой, дожидаясь утра. Клинту все-таки удается провалиться в глубокий темный сон, прислонившись головой к белым стенам медицинского корпуса. Его будит Коулсон, легко потрепав за плечо.
- Бартон! Бартон, иди, она уже проснулась, - Фил улыбается как-то понимающе-насмешливо, что замечает стрелок, но не считает нужным реагировать. – Между прочим, я тоже волновался, она и мой друг.
Наташа полусидит в кровати, на белоснежном постельном белье поверх колен расстелена синяя флисовая ткань, на которой лежат затвор и обойма от ее пистолета. Остальная конструкция находится в руках у шпионки, и та с интересом окончательно ее разбирает. Когда входит лучник, она отрывается от своего увлекательного занятия и поднимает на него усталые, но веселые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и улыбается как-то иначе, чем раньше.
Сердце лучника бьется огромной хищной птицей в груди-клетке, стремясь вырваться и улететь ввысь, шумит в висках и ушах гулом гигантских крыльев, от чего Клинт удивляется, что Романова этого не слышит.
- Привет, - голос охрип от долгого молчания, горло почему-то стискивает волнение, но внешне мужчина остается невозмутим.
- Привет, - она откладывает оружие на прикроватную тумбочку и похлопывает ладонью по свободному месту на кровати. – Садись.
- Как ты себя чувствуешь? - Бартон осторожно присаживается на краешек кровати, чтобы видеть ее лицо.
- Гораздо лучше. Правда, ненавижу больницы, тут всегда до невозможности скучно. Слушай… спасибо тебе, - Наташа накрывает его широкую ладонь с длинными ловкими пальцами своей маленькой изящной ручкой, от чего внутри у Бартона все почему-то переворачивается, - Клинт… кажется, я снова у тебя в долгу.
Лучник только улыбается, глядя на ее бледное лицо в контрастном обрамлении ярких рыжих локонов, в ее глазах столько жизни, радости, доверия и благодарности. Она живая, обессиленная, раненная, но живая. Это главное, остальное не имеет значения.
- Славная была драка, только я не все помню. Расскажи, что там было, я отключилась сразу после ранения.
- Ничего особенного. Я прикрыл наш отход последней стрелой. Не знаю, как там кончилось у местных, но мне, лично, это не интересно. Добрался до окраины города, как мог, оказал тебе медицинскую помощь, а вечером прилетел Коулсон и увез нас на ближайшую базу, – Бартон почти равнодушно пожимает плечами.
Ему кажется, или в ее взгляде на мгновение промелькнули сожаление и разочарование? Он отбрасывает эту мысль, ссылаясь на усталость и несколько ночей без сна.
- Понятно, - она вдруг касается его щеки, проводит по шее, спускается пальцами по бинтам, стягивающим торс лучника, и останавливает свое касание на его ладони, сжав ее своей собственной. – Спасибо еще раз. Иди, отдыхай, а то я вижу, что ты не спал давно, вон какие синячищи под глазами.
Она произносит это с насмешливым укором и легонько толкает его в направлении двери.
- Уговорила. Я зайду вечером, выздоравливай, - он встает с кровати, целует ее в лоб и быстро, не оглядываясь на слегка удивленную улыбающуюся Наташу, выходит из палаты, напевая себе под нос:
«And nothing else matters».
Название: Nothing Else Matters
Автор: @sha
Бета: Хоуп
Персонажи: Клинт Бартон\Наташа Романова, прибежавший под конец Коулсон
Жанр: Гет, Романтика, Психология, Hurt/comfort, отчасти Songfic
Рейтинг: PG-13
Размер: мини (4 страницы)
Саммари:Вот и до меня докатился Будапешт
Очередная версия событий, которые запомнились агентам Щ.И.Т.а по-разному Дисклеймер: не моё, не претендую, взяла поиграться, положу обратно
Примечания автора:Написано случайно, в результате размышлений над совсем другой работой. В тексте используются слова песен группы "Metallica" : "The Unforgiven" и "Nothing Else Matters"
Уважаемые читатели, не поленитесь черкнуть два слова в комментариях, особенно приветствуется обоснованная критика, ибо без нее тяжело расти над собой.
читать дальше
*****
Конечно, они помнили Будапешт по-разному. Потому что то, что запомнилось Бартону, Наташа не видела, она была уже без сознания.
- Шшш, - голос Клинта почти дрожит, но усилием воли он остается спокоен. Бартон укладывает напарницу на кучу старого тряпья, устраивая голову повыше, - Тише, малыш, потерпи чуть-чуть.
Девушка шипит от боли как дикая кошка, не давая осмотреть ранение, из глаз текут слезы, а из разбитых губ и ссадин на лице сочится кровь.
Они отсиживаются в старом каменном подобии сарая на окраине города, куда Соколиный глаз притащил напарницу уже в полубессознательном состоянии.
- Больно, - голос Наташи слаб и почти не слышен в тишине темного помещения.
- Сейчас все пройдет, - Бартон разрывает упаковку с лекарствами для оказания первой помощи и поочередно делает в руку шпионки несколько уколов. Затем ножом разрезает ее костюм вокруг раны на животе. Руки тут же становятся липкими от крови. Лучник вытирает кровь с белой кожи шпионки специальной салфеткой, поворачивает голову к Романовой и как можно более ласково произносит:
- Сейчас будет больно, но недолго, потерпи немного.
Девушка поднимает на него глаза, ее взгляд, до этого затуманенный болью, немного проясняется, и она сдержанно кивает.
Клинт обильно поливает рану обеззараживающим веществом, Наташа, закусив губу от боли, запрокидывает голову, выгибается всем телом, но не кричит. Кровь в ране шипит от химической реакции и быстро начинает сворачиваться, Бартон заклеивает рану специальным пластырем, затем переворачивает шпионку на бок, чтобы проделать те же манипуляции с другой стороны, потому что, слава богу, пуля прошла навылет и, вроде бы, не задела жизненно важные органы.
Через десять минут Наташа перестает тяжело со свистом дышать сквозь зубы, ее дыхание выравнивается, и она очень аккуратно пытается удобнее устроить голову на коленях у Бартона и едва различимым бормотанием просит спеть ей колыбельную. Лучник несколько удивляется такой просьбе, но списывает состояние девушки на обезболивающее лекарство, в котором содержится морфий, и ожесточенно пытается вспомнить хотя бы одну песню, отдаленно напоминающую колыбельную. Но, так как его вкус в музыке ограничивается жанром "рок" в лице группы «Metallica» и редким прослушиванием классической музыки, он останавливается на припеве песне «The Unforgiven» этой самой Металлики. Тихонько напевая первые слова припева, он замечает, как Наташа немного улыбается и, спокойно закрыв глаза, засыпает.
Пару раз повторив припев, Соколиный глаз видит, что напарница совсем уснула, и погружается в тяжелые размышления.
Вся сложившаяся ситуация его ужасно раздражает.
Среди бела дня, точнее утра, после успешно выполненного задания, на пути к катеру, который должен был по воде вывезти их из города, они натыкаются на шайку местных бандитов, человек десять или пятнадцать, которые принимают их неизвестно за кого и начинают палить из своего оружия. Агенты, отстреливаясь, пятятся по узким улочкам и натыкаются еще на одну группировку здешних преступников, противоборствующих первым, и оказываются зажатыми меж двух огней. Численное преимущество оказывается на стороне противника, но полевые оперативники Щ.И.Т.а не сдают свои позиции и довольно долго держат оборону. Но, недоглядев за противниками, Клинт слишком поздно замечает, как Наташа неудачно подставляется под вражескую пулю и оседает на землю. Бартон пускает последнюю стрелу на то, чтобы скрыть их отход, поднимая дымовую стену в узком переулке окраины Будапешта. Кажется, бандиты не замечают исчезновения одной стороны конфликта, и Бартон, перевесив уже пустой колчан на одно плечо и бросив одну из сумок с вещами к ближайшей стене, вскидывает себе на спину раненую Наташу, заставляя ту держаться из последних сил за шею, одной рукой хватает сумку, где находится цель их миссии, а в другую берет пистолет. Пятясь и петляя по безлюдным улочкам, он выходит практически за пределы города, где находит заброшенный сарай, откуда связывается с Коулсоном. Тот скрипит зубами, но ничем не может помочь, потому что вторжение на чужую территорию военного вертолета вызовет некие проблемы, а чтобы легально уладить этот вопрос все равно понадобится время, так что он советует ребятам отсидеться до темноты, а потом Щ.И.Т. их заберет. Соколиный глаз лишь бессильно сжимает кулаки и оказывает напарнице возможную помощь.
Это не первое их парное задание и, скорее всего, не последнее, но это первый раз, когда напарницу Сокола ранят так сильно, и они остаются без поддержки Щ.И.Т.а.
Бартон смотрит на часы: им остается ждать примерно четыре часа до того, как солнце сядет. У него в запасе чертовски много времени для размышлений над тем, что он сейчас испытывает, ведь сейчас он чувствует то, чего не ощущал прежде: желание защищать и оберегать. Нет, он, конечно, спас ее тогда, не выполнив задание Фьюри, дал ей шанс изменить свою жизнь, в какой-то степени это можно назвать защитой, но сейчас было что-то иное. Сейчас Бартону было бы гораздо легче самому схлопотать пулю, быть может, даже смертельную, чем смотреть, как мучается Наташа. Он несся в авангарде кавалерии Щ.И.Т.а, когда она на одиночных заданиях попадала в беду, получая еще более тяжелые ранения, но сейчас все изменилось. Лучник прижался затылком к холодному камню стены и устало прикрыл глаза. Перед мысленным взором сразу же появилась Романова, с горящими азартом сражения глазами поправляющая свои волосы и передергивающая затвор любимого пистолета.
«Амазонка, не иначе» - Клинт осторожно, чтобы не разбудить девушку, проводит пальцами по её щеке, стирая с нее кровь. Наташа тихонько стонет, потеревшись другой щекой о жесткую ткань его брюк. Буйное воображение сурового стрелка живо рисует картину: Романова, в лучших традициях фэнтезийных художников, практически без ничего, с копьем наперевес стоит в боевой стойке посреди джунглей, сражаясь с толпой мужчин. Бартон тихо усмехается и только чуть мотает головой, отгоняя картинку.
Лучник смотрит на бледное лицо русской, и его сердце, до этого выполнявшее лишь свою обычную работу по перекачиванию крови, отчего-то болезненно нежно сжимается и, кажется, пропускает удар. После этого задания определенно все изменится, Кинт осознает это очень ясно. Кажется, больше она не будет для него просто напарником, на которого всегда можно положиться и доверить спину, теперь она в первую очередь женщина, сильная, отважная, но все-таки женщина, которую нужно защитить любой ценой, даже собственной жизнью, потому что иначе быть не может. Бартон понимает, что после Будапешта миссии станут сложнее, потому что ему придется следить за ее безопасностью, причем так, чтобы она не заметила излишней опеки и не наделала глупостей. В голове отчего-то вновь всплывают строчки:
“What I've felt, what I've known,
Never shined through in what I've shown”.
Похоже, это все-таки его девиз по жизни.
Соколиный глаз только мысленно усмехается. Несмотря на сильную тревогу за жизнь Наташи, на душе у лучника становится как-то необычно тепло, пустота, обычно заполнявшая все после исполнения миссии, не появляется.
Клинт все-таки отключается на двадцать минут, сказывается усталость и две бессонные ночи задания. Этого времени хватает, чтобы голова немного отдохнула. Бартон смотрит на часы: вертушка уже должна быть недалеко, солнце село полчаса назад. И, словно в ответ на его мысли, пищит передатчик Щ.И.Т.а, извещая о том, что транспорт за ними прибыл.
Стрелок аккуратно, чтобы не разбудить напарницу, встает и закидывает сумку и колчан через плечо, затем бережно поднимает Романову на руки и выходит из убежища.
*******
Бартон сидит перед операционной всё то время, пока врачи разбираются с Наташей. Рядом с ним сидит Коулсон и периодически уговаривает лучника пойти спать или хотя бы разрешить доктору осмотреть себя. Клинт только спокойно смотрит на куратора, и тот устало вздыхает, понимая, что слова и уговоры здесь бесполезны.
Через какое-то время (Сокол не смотрит на часы, поэтому не знает, прошло два часа или все двенадцать) в коридор выходит усталый хирург, стягивая с себя медицинскую шапочку и стерильную повязку с лица, и сообщает, что операция была сложной, но прошла успешно, состояние пациентки нормальное, сейчас ее перевозят в палату, где она будет отходить от анестезии, и утром ее можно будет навестить. Бартон поднимается с места и просит проводить его к палате, врач только слегка улыбается и предлагает следовать за ним.
Клинт через стекло смотрит, как медсестры устраивают Романову удобнее на больничной койке, проверяют трубки и капельницы, затем покидают палату, пряча улыбки при взгляде на Бартона, который этого не замечает.
Только после того, как он видит, что с напарницей все в порядке, он позволяет Коулсону утолкать себя в душ, а потом на осмотр к врачу, потому что Фил пригрозил, что самолично не пустит его к Романовой в таком антисанитарном виде. После осмотра выясняется, что у лучника трещины в двух ребрах, несколько выбитых в суставах пальцев, растяжение связок правого колена и три обширные гематомы на спине и груди. Бартон только мысленно удивляется, как он не почувствовал это все раньше.
После необходимых процедур он возвращается на свой пост возле палаты Романовой, дожидаясь утра. Клинту все-таки удается провалиться в глубокий темный сон, прислонившись головой к белым стенам медицинского корпуса. Его будит Коулсон, легко потрепав за плечо.
- Бартон! Бартон, иди, она уже проснулась, - Фил улыбается как-то понимающе-насмешливо, что замечает стрелок, но не считает нужным реагировать. – Между прочим, я тоже волновался, она и мой друг.
Наташа полусидит в кровати, на белоснежном постельном белье поверх колен расстелена синяя флисовая ткань, на которой лежат затвор и обойма от ее пистолета. Остальная конструкция находится в руках у шпионки, и та с интересом окончательно ее разбирает. Когда входит лучник, она отрывается от своего увлекательного занятия и поднимает на него усталые, но веселые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, и улыбается как-то иначе, чем раньше.
Сердце лучника бьется огромной хищной птицей в груди-клетке, стремясь вырваться и улететь ввысь, шумит в висках и ушах гулом гигантских крыльев, от чего Клинт удивляется, что Романова этого не слышит.
- Привет, - голос охрип от долгого молчания, горло почему-то стискивает волнение, но внешне мужчина остается невозмутим.
- Привет, - она откладывает оружие на прикроватную тумбочку и похлопывает ладонью по свободному месту на кровати. – Садись.
- Как ты себя чувствуешь? - Бартон осторожно присаживается на краешек кровати, чтобы видеть ее лицо.
- Гораздо лучше. Правда, ненавижу больницы, тут всегда до невозможности скучно. Слушай… спасибо тебе, - Наташа накрывает его широкую ладонь с длинными ловкими пальцами своей маленькой изящной ручкой, от чего внутри у Бартона все почему-то переворачивается, - Клинт… кажется, я снова у тебя в долгу.
Лучник только улыбается, глядя на ее бледное лицо в контрастном обрамлении ярких рыжих локонов, в ее глазах столько жизни, радости, доверия и благодарности. Она живая, обессиленная, раненная, но живая. Это главное, остальное не имеет значения.
- Славная была драка, только я не все помню. Расскажи, что там было, я отключилась сразу после ранения.
- Ничего особенного. Я прикрыл наш отход последней стрелой. Не знаю, как там кончилось у местных, но мне, лично, это не интересно. Добрался до окраины города, как мог, оказал тебе медицинскую помощь, а вечером прилетел Коулсон и увез нас на ближайшую базу, – Бартон почти равнодушно пожимает плечами.
Ему кажется, или в ее взгляде на мгновение промелькнули сожаление и разочарование? Он отбрасывает эту мысль, ссылаясь на усталость и несколько ночей без сна.
- Понятно, - она вдруг касается его щеки, проводит по шее, спускается пальцами по бинтам, стягивающим торс лучника, и останавливает свое касание на его ладони, сжав ее своей собственной. – Спасибо еще раз. Иди, отдыхай, а то я вижу, что ты не спал давно, вон какие синячищи под глазами.
Она произносит это с насмешливым укором и легонько толкает его в направлении двери.
- Уговорила. Я зайду вечером, выздоравливай, - он встает с кровати, целует ее в лоб и быстро, не оглядываясь на слегка удивленную улыбающуюся Наташу, выходит из палаты, напевая себе под нос:
«And nothing else matters».
@темы: Фанфик, Clint Barton – Hawkeye, Natasha Romanoff – Black Widow, Hawkeye/Black Widow
-
-
19.06.2012 в 00:52-
-
19.06.2012 в 04:02вкалывает в руку шпионки несколько уколов
Тавтология
Через десять минут Наташа перестает тяжело со свистом дышать сквозь зубы, ее дыхание выравнивает
Может выравнивается?
вертушка
Бе-бе-бе какое слово жаргонное, совершенно не вписывается в общий стиль текста.
стягивая с себя медицинскую шапочку и стерильную повязку с лица, и сообщает
К чему здесь уточнение про лицо и союз "и", он там абсолютно лишний.
он позволяет Коулсону утолкать себя в душ
Чего сделать?
Это только то, что особо бросается в глаза, не говоря уже о расплодившихся сущностях и довольно частых повторах.
По хорошему надо бы определиться сразу кто у вас: Клинт, Бартон, Клинт Бартон, Соколиный глаз, Сокол или лучник, а то все эти сущности очень сильно напрягают. Человек не знающий канон может не понять всех этих тонкостей. Это же замечание касается и Наташи с Коулсоном, кстати, с каких пор он стал Филиппом? Насколько я помню канон, он всегда был либо Коулсоном, либо Филом, но никак не Филом и не куратором. Его должность - начальник службы безопасности Щ.И.Т.а.
-
-
19.06.2012 в 10:10Anakfer, спасибо)
Человек не знающий канон может не понять всех этих тонкостей.
боюсь, человеку, не знающему канон, то читать будет абсолютно неинтересно)
На счет Коулсона это мои личные фантазии, ибо действия происходят за долго до каких-либо известных событий фильмов, поэтому я рискнула предположить, что он не сразу стал начальником службы безопасности
Исправила на Фила
стягивая с себя медицинскую шапочку и стерильную повязку с лица, и сообщает
К чему здесь уточнение про лицо и союз "и", он там абсолютно лишний.
Который из двух "и"?
Я страдаю страстью к мелочам
-
-
19.06.2012 в 10:15Второе.
Я страдаю страстью к мелочам
Это заметно.
Кстати, не знаю - может так задумано, но у меня создается впечатление какого-то механического что-ли текста: встал, положил, перевесил и т.п. - почти весь текст это описание действий, а хочется еще каких-то элементов, которые могли бы сгладить этот эффект.
-
-
19.06.2012 в 10:28Второе
Хирург там выходит и сообщает, так что "и" вроде как оправдано.
Кстати, не знаю - может так задумано, но у меня создается впечатление какого-то механического что-ли текста: встал, положил, перевесил и т.п. - почти весь текст это описание действий, а хочется еще каких-то элементов, которые могли бы сгладить этот эффект.
Ну, в принципе, так и задумывалось. Это, можно сказать, мое восприятие Хоукая, он больше делает, чем размышляет и говорит. Как-то так)
-
-
19.06.2012 в 10:33Это, можно сказать, мое восприятие Хоукая, он больше делает, чем размышляет и говорит.
Тогда вопрос снят.